Девочки из колодца - Страница 9

– А когда он вернется-то? – спросила Тилли.

– Скоро. У фирмы тяжелые времена.

– «Тяжелые времена», денег заплатить не можете, а сами до Канар и обратно катаетесь! – фыркнула Тилли.

– Это не нам с вами решать, – решительно заявил Младший Холуй. И убрал обе копии акта в ящик стола.

И наступило прежнее нищее житье. Работа закончилась; только и оставалось, что бесконечно пить чай, сменяясь на кухне: поутру Элси, уткнувшись в книжку; ближе к полудню Марк – выйдет, сонный и ласковый; Элси ему чаю нальет и последние крошки сахара даст с ложки слизать. Посидят, помолчат о том-другом. Марк любил радио слушать, все погромче делал. Элси того не понимала, что он радио послушать хочет, потому только голос повышала, чтобы радио заглушить и свою историю Марку рассказать – что во сне видела, с кем во сне встречалась. От голосов пробуждалась Лэсси, спросонок опухшая и не такая красивая, как вечером. Садилась на подоконник, выкуривала натощак несколько дешевых папирос, а после тоже за чашкой тянулась. Марк вставал и уходил куда-то – бродить, на птиц смотреть (где он только их в Вавилоне отыскивал!). А бедные сиротки, выключив радио, еще по чашечке выпивали. Последней, ближе к вечеру, Тилли поднималась. Элси уже уходила спать, а Тилли все сидела на кухне, курила и чай глотала. В окно глядела на звезды, думала и злобу на Верховного Холуя в себе лелеяла. Вот уж и Лэсси носом клевать начинала и с кухни бочком выбиралась, а Тилли все курила и злобилась.

Бабушка-хлопотунья с ними на кухне не сидела. Стеснялась.

Так и шло, день за днем, а Верховный Холуй все не давал о себе вести. Наконец Тилли освирепела и снова в офис отправилась.

Младший Холуй встретил ее неожиданно приветливо. Сказал, что изделия уже выполнены в упругой резине и продаются в фирменном магазине. Тилли, не слушая, спросила о деньгах. Когда остальные выплатят? И снова акт сдачи-приемки потребовала.

Младший Холуй сразу подкис и насчет положения фирмы буркнул. Но добавил – из расположения к Тилли, которое ощущал на самом деле, – что Верховный Холуй в конце недели возвращается в Вавилон. Так что имеет смысл позвонить и задать все эти вопросы непосредственно ему.

И ощутила вдруг Тилли, как ярость перестает жечь ее, ледяной становясь. Окурок сигаретки на пол бросила. Поднялась.

– Ладно, – промолвила, – его спрошу.

Младший Холуй выбросил ее из головы, как только с глаз скрылась. А Тилли Младшего Холуя из головы не выбросила. Шла и о нем думала.

И вдруг видит – идет Нергал. Ноги по бедра грязью забрызганы, черные волосы в сто двадцать кос заплетены, широким золотым обручем на лбу прихвачены, по плечам рассыпаны. В руках у Нергала два меча, как день горят. По великолепной спине пот струится, лоснится спина, играет – прекрасен Нергал.

В одной набедренной повязке был и вожделение будил и ужас.

Побежала Тилли следом за Нергалом, ибо только он один мог утолить голод ее, терзавший ее жестоко.

Догнала, руки его коснулась.

– Возьми меня с собой, Нергал!

Повернулся к ней Нергал. Борода у Нергала золотом выкрашена, в мелкие пряди завита. Увидел внизу, у ног своих босых, козявку маленькую, одинокую, маленьким своим смертным гневом переполненную. Спросил, будто ветром зловонным дохнул:

– Что тебе, дочь?

И ответила Тилли:

– Мне голодно, Нергал.

Повернулся Нергал и дальше по Вавилону пошел. И Тилли за ним следом побежала.

А кто еще Нергала видел? Да многие в Вавилоне видели, как идет Нергал, освобождение гневу их из тесных оков. И выходили, чтобы идти за Нергалом следом.

Так все больше и больше народу вслед кровавому богу шло, и скоро первая кровь полилась в Вавилоне. Как до богатых кварталов дошли, так и полилась. Для начала забегаловку, хрусталем сверкающую, где холуи файф-о-клокничали, разгромили и двух человек прибили разломанными стульями. Остальные разбежались, побросав радиотелефоны, мешочки с сиклями, девок длинноногих с волосами, в синий цвет крашеными. Деньги, понятное дело, прибрали, кто первый ухватил; радиотелефоны разбили, девок снасильничали и волосы им поотрезали тупыми столовыми ножами, в жирном соусе испачканными.

Понравилось.

Дальше пошли.

И пошли, и пошли!..

Тилли – та только до Мармеладного Колодца дошла. Ей ведь много не надо – быстро же утолил Нергал маленький смертный ее голод. Принесла с собой в Колодец еды в сумке, денег в горсти и пеструю шаль, в спешке подобранную.

Прочие в Колодце встретили Тилли тревогой. Тилли-то, покуда за Нергалом по городу шла, ничего толком не знала. А в Колодце знали, потому что радио слушали.

Марк сказал:

– Я же говорил, что начнется! Вот и началось.

Бабушка-хлопотунья заплакала:

– Быть крови большой!

Лэсси попросила:

– Покажи шаль-то!

А Элси только повздыхала и проговорила совсем тихонечко:

– Давайте пока что дома сидеть и не ходить никуда.

На это Марк заявил:

– Вот уж нет.

И из дома тотчас же ушел.

Тилли на стол выложила то, что в сумку ее поместилось: мяса кусок, хлеба две краюхи, конфет слипшихся – коньяк в шоколаде.

И сели ужинать.

Радио шелестело из розетки:

– …административным сооружениям нанесен большой урон… число жертв неизвестно…

Потом радио закашлялось, захрипело и мертво замолчало. Впервые за все то время, что жили девочки в Мармеладном Колодце, не издавало оно ни звука. И вдруг, точно прорвало – да так громко:

– Отныне власть в Вавилоне переходит в руки мар-бани, единственной политической силы, способной защитить права трудящихся и эскплуатируемых…

От этих слов всем почему-то тошно стало. А Тилли сказала ни с того ни с сего: