Девочки из колодца - Страница 12

И поехали, то влево, то вправо выстрелы давая. Где мятежников никаких не было, все равно стреляли. А вдруг будут? Или придут? Так вот, чтобы некуда им прийти было.

Да что там говорить, попросту весело танкистам было. Столько звону, столько свету, столько грохоту вокруг. Воистину, правы были жрецы Нергала: война – великий праздник; восстание же, как оказалось, – сущий карнавал.

Затрясся Вавилон, осыпаясь изразцами, когда главные гости на карнавал этот ворвались, хохоча и лязгая металлом.

С башни Этеменанки набат истерично заголосил. Почти не слыхать его в таком громе.

От проспекта Айбур Шабум мало что осталось. Одни развалины, да кое-где в кровище трупы, кто не сгорел в пожаре. Один танк мятежники подбили. Гляди ты, какие мы грозные – бутылку с зажигательной смесью состряпать сумели, алхимики хреновы, и попали куда надо, так что ребята из Второй Урукской потеряли двух человек и одну машину.

После такого, понятное дело, озверели и на всякий случай дали несколько залпов по хрустальному пассажу, висячим садам (а вдруг и там мятежники скрываются?) и Южному Дворцу, оплоту мар-бани.

Успокоились, сочли себя отомщенными. И дальше пошли. В конце концов, не город громить, а порядок восстанавливать – вот зачем они здесь.

Полгорода прошли, будто по вражеской территории. До реки добрались, Вавилон пополам рассекающей, и на высоком берегу остановились. Этот берег Арахту именовался, Священным, в противоположность тому, что на танки угрюмо глядел и Пуратту звался. Широка река, а мост через нее, пожалуй что, хлипковат. Настил деревянный на каменных быках – выдержит ли? По одному стали заезжать на мост. Пока первый танк шел, остальные чутко орудия наставили так, чтобы в случае чего успеть дать выстрел.

Вроде бы, прошел. Радостно заревели двигатели. И пошли через Евфрат танки, один за другим, восславляя царицу Нитокрис, славнейшую градостроительными достижениями своими, паче же прочих – мостом этим дивным, что и танки на груди своей вынес. Перешли мост и взорвали его на всякий случай. Чтобы мятежникам из города не сбежать, так объяснили.

У Этеменанки остановились. Главная башня города, господствующая высота. Велел командир дивизии, высокочтимый Гимиллу, четырем экипажам башню занять и тем самым город контролировать, покуда остальные порядок наводить станут. Нехотя повиновались те, на кого пальцем показал, ибо громить магазины и стрелять по оборванцам было куда веселее. Но кто станет возражать высокочтимому Гимиллу? Никто не станет.

По ступеням на самый верх взбежали, жрецов отыскали, рылом к стенке всех выстроили, заставив руки вверх задрать. Ощупали, не прячут ли оружия. После о старшем спросили, лицом к себе повернули, вопросы задавать начали. Старший трясся – больше от возмущения, чем от страха – но получил пистолетом по скуле и начал разговаривать внятно. Во всяком случае, достаточно внятно, чтобы это устроило военных.

Расположились в башне Этеменанки вольготно и удобно. На все четыре стороны пулеметы установили. Жрецы, когда им от стенки отойти позволили, бродили между солдатами, как потерянные. Повсюду длинной одеждой цеплялись, мешали.

Так продолжалось недолго. Случайно обнаружили солдаты, что в одной из храмовых комнат десяток оборванцев прячется, и освирепели.

Ка-ак?! Предавать интересы правительства? Мятежников прятать? За спиной у воинов, порядка и спокойствия ради кровь свою проливающих?..

Всех, кого нашли в той комнате, с верхней площадки побросали на мостовую. По одному бросали, смотрели, как падают на плиты.

Жрецы бесновались, солдат за руки хватали, бородами, в синий цвет крашеными, трясли. Лепетали что-то совсем несусветное – будто бы паломники это, а не бандиты вовсе. Солдаты так осерчали, что и жрецов с башни побросали – летите, долгополые, меньше беспокойства от вас будет.

По городу пылали пожары. От башни Этеменанки танки дальше пошли, ворвавшись на улицу Нергала Радостного.

И встретил их Нергал.

Высокими зданиями встретил, полными колодцев. Забредешь в такой колодец под незнакомые звезды – и дороги назад не отыщешь. Заметались танки, путаться в трех переулках и одном тупике начали. С досады по домам палить стали – да какое там! Колодезные дома – не изразцовые дворцы, их снарядом так просто не разворотишь. Столетиями точили их бедность и безысходность, одиночество и отчаяние, голод и тоска смертная – и то подточить не смогли, а вы хотите, высокочтимый Гимиллу, одним выстрелом все снести. Не получится.

Наконец проломили стену одного из домов и свернули в пролом, чтобы хоть в одном гадючнике надлежащий порядок навести. И ухнул передовой танк в колодец, только его и видели. Сомкнулись вязкие мармеладные воды над люком, танкисты и выбраться не успели. Захлебнулись и канули.

И хохотал над крышами Нергал.

Высокочтимый Гимиллу, завязнув на перекрестке, со всех сторон глухими стенами колодезных домов окруженный, бутылками с горючей смесью забрасываемый, охрип, крича в радиотелефон, чтобы пехоту, пехоту прислали.

К исходу четвертых суток мятежа с запада еще одна дивизия в город вошла.

А кого громить? Кого убивать-то? Сплошь мирные жители кругом. И непонятно, кто тут бунтовал. Выбежали навстречу с цветами: хвала вам, избавители!

Солдаты дураками себя почувствовали. Для острастки похватали двух каких-то угрюмых мужиков и пристрелили на месте, на глазах у ликующей толпы: вот, мол, что с зачинщиками мятежа будет. Но на том как будто и кончилось.

Неделю еще интересно в Вавилоне было. То ловили на улице какого-нибудь оборванца и вешали. То суд устраивали над солдатами с башни Этеменанки, которые жрецов следом за паломниками в пропасть низвергли, военными преступниками их объявили. Потом рабов из Эсагилы пригнали, мост восстанавливали.